Шмакин на зоне Одолян

Я пребывал в шоковом состоянии. Мысли о самоубийстве не покидали меня. Но как убить себя быстро и чтоб наверняка. Рабочий ножик слишком короткий, сердце не проткнешь. Может повеситься? Нет такого укромного места. Ведь вынут из петли и на толчок.
Вот бы на запретку броситься, чтоб охранник с вышки пристрелил. Так ведь в малолеток запрещено стрелять. Чего ж делать то? Жизнь мне осточертела. Я тут каждый день медленно умираю. А я желаю мгновенной смерти. Я даже своей жизнью не могу распорядиться. Я бесправен. Падлы все…
У меня как шилом пронзило сердце, я схватился за него руками и кто-то сказал: » Не спеши умирать. Ты обязательно будешь жить. Если бы в детей стреляли, большая часть зоны висела бы на запретке. Терпи, услышь меня. Сейчас тебе станет легче. Легче?»
— Легче,-я еле шевелил губами.
На утро я думал об этом разговоре. » Приснилось? Или глюки?»
Я все время ждал, что вот-вот меня поведут пытать или в кочегарку. Меня не трогали.
Вечером Игорь велел идти в туалет. Я пошел. Кроме Игоря там были Кот и Монгол.
— Надумал признаваться?
— Не буду я себя оговаривать.
Игорь начал меня бить, я чуть не потерял сознание.
— С меня хватит, я его больше не трону,- крикнул Игорь и ушел.
Оставшиеся двое не отказали себе в удовольствии поколотить меня, били куда попало.
Я корчился от боли, мне давали передышку и все начиналось по новой.
Устав меня избивать, Кот и Монгол обматерили меня и выгнали.

Я опять ломал голову, как выбраться отсюда. Решил накатать письмо начальнику милиции полковнику Левину. В нем написал, что видел убийство, что могу помочь в раскрытии его. Письмо отправил через Иру Моисеевну, главную в посылочной. Эта женщина относилась ко мне с сочувствием.
Я был уверен, что милиция заинтересуется моим письмом. Меня вызовут для дачи показаний, а там видно будет. Главное, вырваться из Одляна, а там я время потяну.
Воры меня не трогали. Видимо поняли, что побоями из меня ничего не выбить.
Сильно ныл зуб и мне его выдрали в медсанчасти. Оказался треснувшим.
— Кирпичи что-ли грыз?- удивилась доктор.
— Ага.
В колонии бугры и воры всех пинают ногами. Из-за этого практически у всех ноги гниют. Вот и у меня гнила кожа, отбитая от кости. Я ходил к врачу, мазь, которую она мне дала не помогала. Ноги болели так, что еле ходил. Так было со многими ребятами. Несмотря на это, все ходили на работу. Потом сестра прислала мне хорошую мазь, раны по чуть-чуть стали заживать.

Жил со мной в отряде парень, кликуха- Клубок. Сидеть ему осталось полтора года, половина срока. У него тоже ноги были отбиты. Мы с ним кентовались. Однажды зашел в цех дежурный и велел Клубку идти на свиданку. Клубок не пошел. Мы пытались его уговорить, чтоб шел, но он молчал. Я не мог понять причину и стал с ним беседовать:
— Разве ты не хочешь увидеть маму?
— В двенадцать лет мать сдала меня в бессрочку. А я ничего плохого не делал. Она с мужиками таскалась и я в комнате был лишним. Она готова была спихнуть меня куда угодно, лишь бы от меня избавиться.Я был нормальный ребенок, за что, тварь, сдала меня?- по щекам Клубка текли слезы.
Ответить ему мне было нечего.
Дежурный пришел снова. Клубок никуда не собирался.
— Иди, не мать это, а соседка твоя к сыну своему на свиданку приехала, хочет и тебя увидеть.
Клубок заковылял к вахте.
Жил с нами земляк Мехли — Отваров. Он страдал эпилепсией. Зачастую мне приходилось держать его во время припадков. Отваров любил рассказывать про убийства, и почти в каждом, по его словам, он принимал участие. Он рассчитывал, что кто нибудь стуканет на него начальству, но этого не происходило.
Самый приметный воспитанник всего Одляна — Вася Шмакин. Жил он вместе с Амебой. У него парализована правая сторона. Вася еле-еле говорил, растягивая слова. Ходил с большим трудом, волоча ногу со скрюченной ступней. Такая же скрюченная была и правая рука, вечно прижатая к животу. Лицо его покрыто болячками и коростой, он часто падал на него. Я никогда не замечал, чтоб он мылся. Вряд ли он мог это сделать без чьей либо помощи. Одевался он долго, не попадая в нужные штанины. Штаны носил без пуговиц, так как не мог их застегнуть и они впереди всегда топорщились. Завязывал их веревкой. Пацаны подшучивали над ним. Подбегут и сдернут штаны. А Вася стоит в исподнем и растягивая слова ругается.

Гнобили его все, кому не лень. У него не получалось быстро есть. Уже все поели и ушли, а он едва первое доедает. Его не подгоняли. К нему никто не приезжал и не присылал гостинцы. Или он был одиноким, или он никому не был нужен. Он ходил вечно голодный и подбирал хлеб с пола, пряча за пазуху. Недоеденным хлебом в него кидались постоянно.
Воры и роги к Васе не прикасались — брезговали. А вот кто послабее, те Васю донимали. Знали, что постоять за себя он не сможет. Пнут его и отбегают, хохоча. А Вася плачет и еле волоча ноги, с кривым от обиды лицом, пытается идти за обидчиком. Вася был чучелом, многих это веселило.
Изредка кто нибудь из воров говорили начальнику отряда:
— За что его сюда посадили? Выпустили бы его.
Начальнику Васю было жалко. Многих освобождали по УДО. Но как такого поставить перед комиссией?

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: