Дней десять как я ходил с фингалом: ударили коцем. Смолин не обращал на меня внимания, игнорировал. А когда мне сделали замечание по поводу не застегнутой пуговицы на куртке, Смолин орал, как потерпевший.
— Снова нарушаешь! Живо в воспитательскую!
Я тоже его проигнорировал и никуда не пошел.
— Че, припух что-ли, я че тебе велел?
— Никуда идти не собираюсь.
Смолин не сдержался и слегка ударил меня по щеке. Пацаны это видели. Когда курили в туалете, я одному сказал, что Смолин лишь слегка бьет, не больно. А на другой день Смолин зло прошипел мне в ухо:
— Не больно тебе было? Плохо бью?
Я ничего не ответил. Вот уж не мог подумать, что пацан этот наш разговор передаст.
Смолин стоял с перекошенным от злости лицом. У него было желание не просто пощечину мне влепить, а отдуплить по полной. Но он не мог. Я бы не стерпел и началась бы драка. А Павлуха на этот раз мог его и наказать, вылетел бы он из актива.
На следующее утро ко мне подошел дежурный и велел идти на вахту, сказал, что ко мне мать приехала на свиданку.
Встретился с мамой в небольшой комнатке. Она все время хотела меня накормить, спрашивала о моей жизни в колонии. Я ел, курил. Передача мне была не положена, поэтому я понемногу наедался за четыре часа свиданки. Мама рассказывала о новостях в Падке. Рассказала, как отец жалобы писал во все инстанции, хотел, чтоб Колесова наказали за то, что стрелял в меня. Когда понял, что справедливости нет, жалел, что столько лет в милиции проработал. На нервной почве его и парализовало. А тут еще и на сестру мою напали, угрожая ножом, сняли все золотые украшения. Милиция даже дело не завела, свидетелей то нету. Сказали, что может вы это сами придумали? Отцу после этого еще хуже стало. Его госпитализировали и вскоре он умер. После смерти отца мама решила переехать в Волгоград поближе к дочке.
Время свиданки прошло незаметно быстро. Меня отвели назад в корпус, а мать поехала домой.
